Восприятие литературы, философии, искусства — усваиваешь лишь то, что близко тебе, остальное — хоть и воспринимается, но отторгается, не усваивается, забывается. Подобно пище — из инородных белков организм берет себе лишь нужные аминокислоты и лепит для себя свои собственные, неповторимые белки. Остальное — извергается. Сами знаете, в какой форме.
Так и между людьми — воспринимаешь в другом человеке лишь то, что близко тебе, остальное — за гранью понимания. Берешь у него лишь «свои аминокислоты».
Механизм защиты от разрушения личности — отторжение чужих идей, чужого образа мыслей, чужой судьбы. Самосохранение, спасительная ксенофобия. Глухота и слепота к чужому — не порок, а защита, без которой личность может измениться, а значит — погибнуть.
Литература — постоянное обращение к себе вчерашнему из себя сегодняшнего. Обреченность на гибель. Орфей, оглянувшийся на Эвридику; жена Лота, обратившаяся в соляной столп. Осознанное или непонятое самоуничтожение, превращение своего духа в противоположность, приводящую к гибели.
Литература — вечная исповедь перед смертью, очищение души от скверны и мук совести. Лист бумаги — священник, ты с ним — один на один, таинство исповеди может быть полным и искренним, если это — тайна. Раскрепощение, освобождение — если не думаешь о том, что кто-то прочитает.
Великий грех гордыни — ощутить себя учителем, считать себя вправе поучать других. Писатели-учителя глупы и напыщенны. Не учить других, а познать себя, свое прошлое, предвидеть свое будущее. Разберись хотя бы с одним человеком — с самим собой.
Философские идеи, облеченные в литературоподобную форму — уже шаг назад, уступка себе и заискивание перед исповедником — возможным читателем. Искренность истончается, ты снисходишь к читателю, полагаешь, что он тебя не поймет. И право читателя оскорбиться, что ты ему поясняешь на пальцах простые истины.
Вечный поиск компромисса между тем, чтобы тебя правильно поняли, и чтобы ты сказал все, что хочешь сказать.
Сознательно забыть об этом — подвергнуть себя полному непониманию. Не забывать — значит ограничить свободу самовыражения. Найти компромисс между тем и этим — и есть полное раскрытие врожденного таланта, поиск и нахождение гармонии между философией и искусством.
Раскрепоститься — риск. Можешь остаться непонятым. Нужно мужество, готовность идти на сознательную жертву.
Пойти на компромисс — риск. Будешь понятым в краткое время, потом — забвение, ибо так и не раскрыл всего своего, личного, неповторимого, и значит — бессмертного.
Лучше предпочесть великую истину Будды — путь недеяния. То есть ничего не писать. Осознанно, заранее предвидя все последствия. Или неосознанно, находя иные причины для недеяния (неписания), постоянно мучаясь от этого. Для окружающих следствие от твоего недеяния — одно и то же. Для тебя самого — или путь страдания, или путь добровольного отказа от деяния.
Молчание — наполненная пустота.
Молчание — смерть слова, точнее, нерождение его. Аборт слова, осознанный и добровольный.
Непорочное незачатие.
Или непрочное зачатие.
Контрацептив мысли.
Намордник мысли. Не укус, а лишь мысль об укусе. Бесплодная и бессильная.
Молчание — золото. Слишком долгое молчание рождает груды золота. Златые горы, Клондайк, Колыму, сокровища инков, ненайденное никем Эльдорадо. Горные хребты из золота, пустыни из золотого песка. Стремительная девальвация, золото падает в цене.
Слово — убийца молчания. Осмысленная речь оплодотворяет пустыню. Бесплодные золотые пески прорастают травами. Но трава стоит так дешево…
Крик без слова — убийца молчания. Война, уничтожение золотых запасов, растворение золота в царской водке. Убийство последнего русского царя залило Россию царской водкой.
Золото скрыло свою сущность, химический анализ говорит о том, что его много, но нет блеска, нет полновесности.
Бурый осадок, столь дешевый на вид!
Не нашел равновесия — молчи.
Обрел равновесие — молчи. Крикнешь — упадешь.
Одна фраза Лао Цзы перевешивает всю мудрость мировой литературы. Знаете, какая?
ЗНАЮЩИЙ — НЕ ГОВОРИТ, ГОВОРЯЩИЙ — НЕ ЗНАЕТ.
И разве можно считать себя писателем после этой фразы?
А в довесок цитата, которую я высек в сердце своем еще в юности. Очень странный чилийский поэт Никанор Парра в переводе Маргариты Алигер:
Я ведь тоже бог в какой-то мере.
Я творец, что ничего не создал.
Раззевавшийся что было мочи…
И разве можно считать себя творцом после этих слов?
Разве путь недеяния не самый мудрый?
Или как сказал классик: «Закрой рот, дура, я все сказал…»
Вот я и закрыл.
И все сказал.
Олег Корабельников
1996 год